5 (17) июня 1867 года в Сретенск прибыл Николай Михайлович Пржевальский.
Великий исследователь и Приморья и Центральной Азии свое первое путешествие совершил в 29 лет и начал его с Уссурийского края: "Путешественнику-новичку необходимо сперва испробовать свои силы на небольшой и не особенно трудной экспедиции, какой для меня было путешествие в Уссурийском крае в 1867, 68 и 69 годах, дабы приобрестьнекоторую опытность и потом уже пускаться в более крупное предприятие". Об этой "первой пробе сил" он написал книгу, опубликованную на собственные средства в 1870 году, сделавшей его знаменитым.
На самом деле Николай Пржевальский много лет стремился к исследованию Амура, дважды подавал прошения. Помогло знакомство с Семёновым-Тян-Шанским, который посоветовал ему указать Уссурийский край местом изучения, как территорию, недавно официально признанную русскими владениями в соответствии с Пекинским договором 1860 года.
Предварительно изучив имеющиеся материалы о Приамурье, Пржевальский прибыл в Иркутск в апреле 1867 года и представил сопроводительные письма администрации и руководителям филиала Географического общества в Сибири. В начале мая командировка была разрешена.
26 мая 1867 года Николай Михайлович совместно с топографом Генштаба, иркутянином Николаем Ягуновым выехал из Иркутска и направился к Сретенску, гденачиналось пароходное сообщение по Амуру.
В первой главе его "Путешествия в Уссурийском крае" есть забайкальский сюжет.
"Местность на всём вышеозначенном протяжении [от Байкала до Шилки] носит вообще гористый характер, то дикий и угрюмый там, где горы покрыты дремучими, преимущественно хвойными лесами, то более смягчённый там, где расстилаются безлесные степные пространства. Последние преобладают в восточной части Забайкалья по Ингоде, Аргуни и, наконец, по Шилке.
В таких степных местностях, представляющих на каждом шагу превосходные пастбища, весьма обширно развито всякое скотоводство как у наших русских крестьян и казаков, так и у кочевых инородцев — бурят, известных в здешних местах под именем братских.
Однако Забайкалье произвело на меня не совсем благоприятное впечатление.
Суровый континентальный климат этой части Азии давал вполне знать о себе, и, несмотря на конец мая, по ночам бывало так холодно, что я едва мог согреваться в полушубке, а на рассвете 30-го числа этого месяца даже появился небольшой мороз, и земля, по низменным местам, покрылась инеем"
Не удивительно, что растительность в этот период описана Пржевальским, как только начинающая свой рост.
"Даже птиц по дороге встречалось сравнительно немного, так как время весеннего пролёта уже прошло, а оставшиеся по большей части сидели на яйцах.
Только кой-где важно расхаживал одинокий журавль или бегали небольшие стада дроф, а на озёрах плавали утки различных пород. Иногда раздавался звонкий голос лебедя-кликуна, между тем как знакомый европейский певец жаворонок заливался в вышине своей звонкой трелью и сильно оживлял ею безмолвные степи.
С перевалом за Яблонный хребет, главный кряж которого проходит недалеко от областного города Читы и имеет здесь до 4 000 футов [1 220 м] абсолютной высоты, характер местности несколько изменился: она сделалась более открытой, степной.
Вместе с тем и сам климат стал как будто теплее, так что на живописных берегах Ингоды уже были в полном цвету боярка, шиповник, черёмуха, яблоня, а по лугам красовались касатик, лютик, лапчатка, одуванчик, первоцвет и другие весенние цветы.
Из животного царства характерным явлением этой степной части Забайкалья служат байбаки, или, по-местному, тарабаганы (Arctomys bobac), небольшие зверьки из отряда грызунов, живущие в норках, устраиваемых под землей".
Путешественник, давая интересное художественное описание повадок тарбагана и особенностей охоты на него, замечает: "Мне самому во время проезда случилось убить несколько тарабаганов, но я не взял ни одного из них, так как не имел ни времени, ни охоты заняться откапыванием норы… такое откапывание дело нелёгкое, потому что норы у тарабаганов весьма глубоки и, на большое расстояние, идут извилисто под землёй. Зато, напав на целое общество, промышленник сразу забирает иногда до двадцати зверьков".
Следом идет рассказ о прибытии в Сретенск, где Пржевальский пробыл пять дней из-за мелководья Шилки, однако сам город называет селением и внимание уделяет только организации пароходства. В том числе замечает:
"…водное сообщение по Амуру производится в настоящее время 12 казёнными и 5 частными пароходами; кроме того, здесь есть ещё 4 парохода телеграфного и 3 инженерного ведомства, так что всего 24 паровых судна. Несмотря, однако, на такое довольно значительное их количество, водное сообщение по Амуру далеко нельзя назвать скорым и удобным.
Определённых, правильных рейсов здесь не существует до сих пор, а пароходы приходят и уходят, плывут дальше или ближе, направляются в ту или другую сторону смотря по надобности и расчётам местного начальства.
Такие надобности обусловливаются, главным образом, перевозкой солдат и буксировкой барж с различными казенными транспортами, так что пассажиры, волей или неволей, должны иногда жить недели две–три на одном и том же месте в ожидании отходящего парохода.
…Пароходство в Сретенске начинается, как только Шилка очистится от льда, что бывает обыкновенно в конце апреля или в начале мая, и оканчивается в первых числах октября, следовательно, продолжается пять месяцев.
Большой помехой этому пароходству служит мелководье Шилки, которая имеет на перекатах менее трёх футов [менее 1 м] глубины, так что пароходы не могут отправляться в путь и должны ожидать прибыли воды.Кроме того, при малой глубине и очень быстром течении плавание здесь довольно опасно, и пароходы иногда садятся на мель, даже делают себе пробоины"
Ровно это и приключилось с пароходом самого Пржевальского. Прождав несколько дней, выйдя 9 июня судно село на мель и получило пробоину в районе Шилкинского завода. Николай Михайлович решил не терять время и, взяв одного попутчика, пустился вплавь на лодке.
"Вскоре мы прибыли в казачью станицу Горбицу, откуда до слияния Шилки с Аргунью тянется на протяжении двухсот вёрст пустынное, ненаселённое место. Для поддержания почтового сообщения здесь расположено только семь одиноких почтовых домиков, известных по всему Амуру и Забайкалью под метким именем "семи смертных грехов".
Действительно, эти станции вполне заслуживают такого названия по тем всевозможным неприятностям, которые встречает здесь зимой каждый проезжающий как относительно помещения, так и относительно почтовых лошадей, содержимых крайне небрежно и едва способных волочить свои собственные ноги, а не возить путников".
Две сотни верст по Шилке нашли особый отклик в душе Пржевальского:
"Хотя животная жизнь в здешних горных лесах весьма обильна и в них водится множество различных зверей: медведей, сохатых, изюбров, белок, кабарги и отчасти соболей, но всё-таки эти леса, как вообще все сибирские тайги, характеризуются своей могильной тишиной и производят на непривычного человека мрачное, подавляющее впечатление.
Даже певчую птицу в них можно услышать только изредка: она как будто боится петь в этой глуши.
Остановишься, бывало, в таком лесу, прислушаешься, и ни малейший звук не нарушает тишины. Разве только изредка стукнет дятел или прожужжит насекомое и улетит бог знает куда. Столетние деревья угрюмо смотрят кругом, густое мелколесье и гниющие пни затрудняют путь на каждом шагу и дают живо чувствовать, что находишься в лесах девственных, до которых еще не коснулась рука человека…"
Но наступила пора обильного цветения, и "редкие, неширокие луга по берегам Шилки" предстали во всей своей "весенней свежести и красоте".
Не привычным оказалось такое лето: "Замечательно, что, несмотря на половину июня, по берегам Шилки иногда еще попадался лёд, пластами сажен в семьдесят [метров 150] длиной при толщине более двух футов [60 см]. Гребцы казаки говорили мне, что тут можно встретить лёд до начала июля, и это служит весьма красноречивой рекомендацией суровости здешнего климата".
Пржевальский размешался на носу лодки и стрелял,посылая "приветствия всем встречающимся тварям то из ружья, то из штуцера". Так, что ему "посчастливилось даже убить кабаргу (Moschus mocshiferus), которая переплывала через Шилку. Вообще кабарги здесь очень много по скалистым утёсам и каменистым россыпям в горах, но это зверь весьма чуткий и осторожный, так что убить его очень трудно.
Местные жители добывают кабаргу, устраивая в лесах завалы из валежника и делая в них сажен через пятьдесят проходы, в которых настораживаются брёвна. Встречая на своём пути такой завал, кабарга идёт вдоль него, пока не найдет отверстие, в которое старается пролезть; в это время настороженное бревно падает и давит зверя.
Такой лов бывает в особенности удачен в декабре, во время течки, когда самец везде следует за самкой, которая идёт впереди. Когда упавшее бревно задавит самку, тогда самец долго еще бегает около этого места, попадает на другой проход и в свою очередь бывает задавлен…
Мясо кабарги на вкус неприятно, но главная добыча от этого зверя, кроме шкуры, состоит в мешёчке мускуса, который находится у самца на брюхе и ценится в здешних местах от одного до двух рублей"
Делая частые остановки, путники проезжали по 100 верст в сутки и 14 июня прибыли к месту слияния Шилки и Аргуни— началу великого Амура:
"Последний имеет здесь не более полутораста сажен [320 м] ширины и, почти не изменяя характера берегов Шилки, прорывается через северную часть Хинганского хребта, который, как известно, отделяет собой Маньчжурию от Монголии. Как здесь, так и несколько далее река имеет общее направление к востоку до Албазина, — казачьей станицы, выстроенной на месте бывшего городка, знаменитого геройской защитой в конце XVII столетия горсти наших казаков против многочисленного китайского войска, их осаждавшего. В самой станице до сих пор еще видны остатки валов прежнего укрепления, а на острове противоположного берега реки сохранились следы китайской батареи.
В настоящее время Албазин есть одна из лучших казачьих станиц верхнего Амура, и в нём считается более стадворов"
Только в Албазине путешественник вновь пересел на пароход и уже 26 июня дошли до села Хабаровка (ныне город Хабаровск). Начался трехлетний период знакомства воочию с регионом.
Пржевальский не был первым, изучившим Уссурийский край, но первым, давшим такое развернутое научное его описание.
Также в этот день:
17 июня 2001 года, в день Всех святых, в земле Русской просиявших, в 20 км от Читы, на окраине поселка Атамановка освящено место под строительство женской обители в честь всех русских святых.
В основание монастыря положены частицы мощей преподобного Сергия Радонежского и преподобных жен Дивеевских — Александры, Марфы и Елены — духовных чад преподобного Серафима Саровского.
В монастыре есть Распятие с частицей древа Животворящего Креста Господня, иконы с частицами мощей святителя Николая Чудотворца, святителя Иоанна Тобольского, святителя Димитрия Ростовского, святителя Иннокентия Иркутского, преподобного Сергия Радонежского, преподобного Варлаама Чикойского, преподобномученицы Великой княгини Елисаветы, преподобномученицы Рафаилы, игумении Чигиринской, праведного Симеона Верхотурского. А также Владимирская икона Божией Матери, подаренная обители Святейшим Патриархом Кириллом в его бытность митрополитом Смоленским и Калининградским, на память о посещении монастыря 24 сентября 2004 года, и старинная Тихвинская икона Пресвятой Богородицы.
