16 апреля 2022. 4 (16) апреля 1828 года в Чите в Михайло-Архангельской церкви прошло венчание декабриста, бывшего поручика Кавалергардского полка, члена Петербургской ячейки Южного общества, Ивана Александровича Анненкова и француженки Поль Гебль, принявшей православие католички и ставшей Прасковьей Егоровной Анненковой.
Двадцатитрёхлетняя француженка Жанетта-Поль Гебль приехала в Россию работать модисткой в торговый дом "Дюманси". Через два года, в 1825 году, она встретилась с блестящим кавалергардом Иваном Анненковым, наследником одного из самых богатых московских семейств. Получить благословение от матери на неравный брак молодой влюблённый не мог, а Поль отвергала предложения венчаться тайно.
Когда случилось декабрьское восстание на Сенатской площади и последующий арест Анненкова, Поль уже ждала ребенка. В апреле 1926 года родилась дочь Александра. Молодая женщина уезжает в Петербург, подкупая охранников, по несколько раз в неделю навещает Ивана. Готовит его побег, надеясь, что немалые средства, 50 000 рублей, капитану американского судна даст мать. Однако та категорически отказывает: "Невиданное дело, чтобы кто-то из Анненковых бежал".
В декабре 1926 года Иван Анненков отправляется в ссылку в Сибирь, а Поль ждет разрешения следовать за ним, но ответа всё нет. Ей единственной удаётся лично 16 мая 1827 года подать прошение последовать за любимым Николаю I во время высочайших манёвров в Вязьме. В письме были такие слова:
"Я всецело жертвую собой человеку, без которого не могу долее жить, это самое пламенное моё желание. Я была бы его законной супругой в глазах церкви и перед законом, если бы я захотела преступить правила совестливости".
Разрешение подписано в июне 1827 года. Император приказал выдать ей три тысячи рублей в дорогу. Оставив дочь у Анны Ивановны Аненковой, молодая женщина пустилась в путь. Однако, препятствия ещё оставались, как и другим жёнам декабристов, ей долго пришлось пробыть в Иркутске. Цендлер решился отпустить её только 28 февраля.
Поль Гебль добралась до Читы 5 марта 1828 года в день рождения Анненкова. В маленькой деревне было два десятка домов, острог, хлебный магазин и деревянный храм. Поль уже ждала Александра Муравьёва, поселив на время у себя в доме.
В своих воспоминаниях Прасковья Егоровна описывает подробно своё путешествие, и первые впечатления от приезда в Читу, знакомство с Муравьёвой и Нарышкиной, коменданта Лепарского, ограничения, которые следовало соблюдать.
Свою первую встречу с Иваном она описала так: "я увидела Ивана Александровича между солдатами, в старом тулупе, с разорванной подкладкой, с узелком белья, который он нёс под мышкою. Подходя к крыльцу, на котором я стояла, он сказал мне:
— Paulune, dessends plus vite et donne moi ta main [Полина, сойди скорее вниз и дай мне руку].
Я сошла поспешно, но один из солдат не дал мне поздороваться, — он схватил Ивана Александровича Анненкова за грудь и отбросил назад. У меня потемнело в глазах от негодования, я лишилась чувств и, конечно, упала бы, если бы человек не поддержал меня…"
Только на третий день Поль удалось добиться второй встречи и первой возможности общения: "Он… был закован и с трудом носил свои кандалы, поддерживая их. Они были ему коротки и затрудняли каждое движение ногами… Невозможно описать нашего первого свидания, той безумной радости, которой мы предались после долгой разлуки, позабыв всё горе и то ужасное положение, в котором находились в эти минуты. Я бросилась на колени и целовала его оковы…"
Венчание отложили до окончания великого поста: "Сам Лепарский вызвался быть нашим посажённым отцом, а посажённою матерью была Наталья Дмитриевна Фон-Визина…"
День этот стал событием и упомянут многими участниками. Приготовления начались заранее, но воспользоваться можно было только тем, что имелось. Не хватало свечей осветить церковь "прилично торжеству", их дала Елизавета Нарышкина. Шаферам белые галстуки Поль передала накануне и даже накрахмалила воротнички. Из жен декабристов не смогла присутствовать Муравьёва, которая накануне получила известие о смерти матери.
Экипажей не было. Комендант Лепарский приехал к церкви и отправил свою коляску за невестой и её посаженной матерью Фонвизиной, встретив их, подавая руку.
Происходящее далее невеста описала в воспоминаниях: "Но так как от веского до смешного один шаг, как сказал Наполеон, так тут грустное и весёлое смешалось вместе. Произошла путаница, которая всех очень забавляла и долго потом заставляла шутить над стариком [Лепарским]. Мы с ним — оба, как католики, весьма редко раньше бывали в русской церкви и не знали, как взойти в неё. Между тем, народу толпилось пропасть у входа, когда мы подъехали, и пока Лепарский высаживал меня из коляски, мы не заметили с ним, как Наталья Дмитриевна исчезла в толпе и пробралась в церковь, которая, на нашу беду, была двухэтажная. Не знаю, почему старику показалось, что надо идти наверх, между тем лестница была ужасная, а Лепарский был очень тучен, и мы с большим трудом взошли наверх; там только заметили свою ошибку и должны были спуститься снова вниз. Между тем в церкви все уже собрались и недоумевали — куда я могла пропасть с комендантом. Это происшествие развлекло всех, и, когда мы появились, нас весело встретили, особенно шутили наши дамы, которые находились в церкви и были смущены тем, что невеста исчезла…
Весёлое настроение исчезло, шутки замолкли, когда привели в оковах жениха и его двух товарищей, Петра Николаевича Свистунова и Александра Никитича Муравьёва [вернее — Михайловича], которые были нашими шаферами. Оковы сняли им на паперти. Церемония продолжалась недолго, священник торопился, певчих не было.
По окончании церемонии всем трём, то есть жениху и шаферам, надели снова оковы и отвели в острог.
Дамы все проводили меня домой. Квартира у меня была очень маленькая, мебель вся состояла из нескольких стульев и сундука, на которых мы кое-как все разместились.
Спустя несколько времени плац-адъютант Розенберг привёл Ивана Александровича, но не более как на полчаса.
Только на другой день нашей свадьбы удалось нам с Иваном Александровичем посидеть подольше; его привели ко мне на два часа, и это была большая милость, сделанная комендантом…"
Мария Волконская писала: "Анненкова... это была молодая француженка, красивая…; она кипела жизнью и весельем и умела удивительно выискивать смешные стороны в других. Тотчас по её приезде комендант объявил ей, что уже получил повеление его величества относительно её свадьбы. С Анненкова, как это требует закон, сняли кандалы, когда вели в церковь, но, по возвращении, их опять на него одели. Дамы проводили мадмуазель Поль в церковь; она не понимала по-русски и все время пересмеивалась с шаферами Свистуновым и Александром Муравьевым. Под этой кажущейся беспечностью скрывалось глубокое чувство любви к Анненкову, заставившее её отказаться от своей родины и от независимой жизни… Она осталась преданной женой и нежной матерью; она работала с утра до вечера, сохраняя при этом изящество в одежде и свой обычный говор"
Как и другим жёнам декабристов, в Чите молодым супругам разрешалось видеться не более двух раз в неделю в специальной комнате на территории острога.
В 1829 году Анненкова родила девочку, которую нарекли Анной, а спустя год — дочь Ольгу. Всего Полина рожала восемнадцать раз, однако в живых осталось лишь шестеро детей.
В Петровском заводе у Полины Егоровны была усадьба и дом с открытым крыльцом на Дамской улице, в котором семья жила до 1835 года. Последние пару лет не только жёны могли посещать узников ежедневно, но и мужей иногда отпускали в дома супруг.
В 1835 году каторжные работы Анненкова завершились, и он был направлен на поселение. Жена с детьми последовали за ним. Первоначально в Бельск под Иркутском. В Туринске Ивану Александровичу даже разрешили поступить на гражданскую службу. После амнистии 1856 года они перебрались в Нижний Новгород и прожили почти два десятка лет.
Иван Александрович несколько раз избирался мировым судьёй, занимал должность предводителя нижегородского дворянства. Полина Егоровна являлась одной из попечительниц нижегородского женского Мариинского училища. В 1860 году начала диктовать дочери свои воспоминания, но так и не завершила их.
Она умерла в Нижнем Новгороде 14 сентября 1876 года. Супруг пережил её лишь на год и четыре месяца.
Сюжет любовной истории Анненковых взят Александром Дюма в основу романа "Учитель фехтования", опубликованном при жизни героев, и стал одной из трех романтических линий в фильме "Звезда пленительного счастья" Владимира Мотыля.